Пресс-центр

I тур. Основной конкурс (30 июня)

…Третий день основного конкурса, и уже завершен юношеский конкурс. Все немножко подустали. В большом зале консерватории – те же шесть флажков на столах жюри: Америка, Польша, Норвегия, Франция, Финляндия, Россия. 
Красная роза сменилась на свежую бледно-розовую перед сидящей со строгой выправкой польской гостьей, пианисткой Эльжбетой Стефаньска-Лукач. Углубленный в себя и поднимающий «антенны» очков американец Уильям Нолл… Углубленный в свои записи председатель жюри – проживающий в Норвегии чех со знаменательной для русских фамилией: Иржи Глинка… Задорный, склонный к общению с соседями, готовый пуститься в пляс в такт музыке финский пианист Юхани Лагерспец… Время от времени подтверждающий кивком головы какие-то свои мысли о конкурсантах француз Фредерик Д’Ориа-Николя… Мудрая, как будто слышащая всех конкурсантов насквозь, без поднятия головы, Кира Александровна Шашкина… И – замыкающий ряд жюри, взыскательно присматривающийся к конкурсантам директор конкурса Юрий Данилин. Хочется сохранить в памяти эту картинку – групповой портрет таких разных, но всех живущих единой музыкой, людей.

Алексей ЧУФАРОВСКИЙ – самый молодой участник конкурса, ему всего 18 лет; на прошлом конкурсе Алексей стал лауреатом III премии в юношеской группе. Однако, казалось бы, будучи еще учеником 10-го класса ЦМШ при Московской консерватории, он смотрится сегодня вполне на уровне более взрослых музыкантов.
26-я соната Бетховена приближается к позднему, философскому, стилю композитора и одновременно уже отмечена романтическими чертами – она развивается подобно свободному размышлению. И, в соответствии с этим размышлением, пианист пытался каждую музыкальную мысль, каждую фразу наполнить своим внутренним проживанием и осмыслением. Оттого, может быть, и пальцы не везде его слушались, что перед нами был пианизм процессуальный, живой. Становящаяся на наших глазах мысль. Сам процесс сложного, нелинейного размышления представал в звуках. Как можно передать непредсказуемую цепь бетховенских чувств и мыслей? Алексей давал свой ответ, создавая непререкаемую, но живую связность разнородных эпизодов.
Пройдя в «Вариациях на тему Корелли» Рахманинова путь от смуглого, затемненного звука к звуку открытому, пронзительному, А. Чуфаровский даже в «Венгерской рапсодии» № 12 Листа не позволил себе никакой работы на публику. Было поразительно, что он и здесь оставался очень думающим, пребывающим в процессе развития мысли и внутри своего музицирующего «Я». Он заставлял нас быть прикованными к его диалогу с музыкой – диалогу, который в этот момент являлся центром мира. Чувствовалась невероятная значимость музыки в жизни этого юного человека. Покоряла его свобода обращения с материалом. Проявившаяся здесь мощная пальцевая техника – как это и положено для Листа – позволила обрисовать разные композиторские ипостаси: философа-мыслителя, умельца-стилизатора, то трагически-величественного, то будто ностальгирующего.
Опытный музыкант, известная на бывшем советском пространстве органистка Ольга ДМИТРЕНКО смогла добраться до Екатеринбурга из Киева, что в данный момент взаимоотношения двух стран уже само по себе выглядит как поступок, почти гражданская позиция. И нельзя не поразиться стремлению исполнительницы с более чем 30-летним стажем – просто кинуться с головой в пучину и проверить себя на прочность в конкурсе. Из всех произведений, представленных Ольгой Вадимовной, пожалуй, наиболее близким ее индивидуальности показался Шуман. Пьесы из сборника «Пестрые страницы» начались с теплой, уютной, по-немецки добротной звуковой картинки. Каждая следующая зарисовка требовала своего звукоизвлечения, темпа, штриха… Медленные пьесы аккумулировали искусство пребывания в одном состоянии, бытия в музыке, без малейшей нервозности и спешки. Такое же прекрасное владение медленным темпом – отражение чистого созерцания – и потрясающую выдержку продемонстрировала медленная часть Сонаты ля минор Моцарта. Крайние части сонаты прозвучали ясно, четко, уверенно, в классицистской манере. В произведении «Колокола сквозь листву» Дебюсси пианистка ввела слушателей в прекрасную, как сон, медитацию: колористическое расслоение фактуры расцвечивалось тот тут, то там легкими бликами звонов.
Зульфат ФАХРАЗИЕВ (студент IV курса Казанской консерватории им. Н.Г. Жиганова) произвел впечатление яркого, броского пианиста с нешуточным эмоциональным диапазоном, готового на большую эмоциональную самоотдачу. Более всего это проявилось в сонате № 21 Бетховена, в которой композитор предстал как художник резких красок и внезапных порывов. Порой очень тонкая грань отделяла бесспорную гибкость пианиста в динамике и в прикосновении к клавишам от технической и музыкальной неровности. Вторая часть «Авроры» прозвучала звонким, живым, сочным, ликующим, красочным миром. Сыгранный ровно и непритязательно цикл «Прелюдия и фуга» до мажор Баха выглядел преамбулой выступления, а Трансцендентный этюд № 10 Листа – его эффектным завершением, продемонстрировавшим техничность и концертность пианиста.
Описать выступление Николая МЕДВЕДЕВА (студента III курса Академии имени Гнесиных; педагог – профессор Т.А. Зеликман) вряд ли возможно с помощью вербального языка. Его исполнение сонаты Метнера можно сравнить с целой стихотворной поэмой, которая воздействует не только содержанием, но и магией звуковых сочетаний, рифм, ритмов, ассонансов… Все, что делает за роялем Н. Медведев, рационально необъяснимо, диковинно, причудливо. Это будто природная стихия, непостижимая и непредсказуемая. Будто разговор неведомых нам пластов мироздания. Слушая Николая, о технике сразу забываешь и переходишь на уровень художественной образности. Исполнение цикла «Ночной Гаспар» Равеля утвердило слушателя в стопроцентном владении пианиста инструментом. Первая пьеса, «Ундина», была поэзией в звуке; вторая, «Виселица», ввела в сомнамбулический транс. А третья, «Скарбо», показала фантастический уровень свободы, художественной и технической. 
Завершавший прослушивания этого дня Константин ЕМЕЛЬЯНОВ (I курс Московской консерватории, класс засл. артиста России, профессора А.А. Мндоянца) с первой ноты удивил своим нестандартным Моцартом. Резковатым, своенравным, дерзким – Моцартом, с которого как бы снята поволока грации и приглаженности. Неудобный для окружающих, земной, грубоватый Моцарт оказался вдруг каким-то очень современным, почти «тинейджерским». Продемонстрировав развитую мелкую технику в этюде Шопена, пианист приступил к Прелюдии B-dur Рахманинова с иным арсеналом выразительных средств. Более широкий, пространственный звук, певучая фактура, большие волны нарастаний и спадов – все это создавало ту воздушную «подушку», которая наполняет музыку Рахманинова пейзажностью и русскостью. Прелюдия op. 23 № 9 рассказала о рояле К. Емельянова как способном стать пышным оркестром, а сам пианист смотрелся блестяще и победительно. Это же ощущение беспредельной техники и яркой концертности подтвердили как «Скерцо» Мендельсона-Рахманинова, так и две листовские обработки песен Шуберта. «Двойник» и «Лесной царь» в исполнении Константина сотворили такой мрачный, фантасмагорический мир, что было непонятно, как рояль выдержал роковое преследование и неистовство последней баллады. 
Марфа Треплева 

«Обращение» к пианистам Третьего дня прослушиваний

30 июня на суд жюри предстали пятеро участников: Алексей Чуфаровский, Ольга Дмитренко, Зульфат Фахразиев, Николай Медведев; и завершал тяжёлый конкурсный день Константин Емельянов. Роялю предстояло нелёгкое испытание: выдержать прикосновение десяти талантливых рук.
Это музыкальное событие открывал Алексей Чуфаровский, лауреат III премии на юношеском конкурсе 2012 года. Программа исполнителя состояла исключительно из произведений композиторов-виртуозов: Бетховена, Рахманинова и Листа. Алексей сразу обратил на себя внимание, не успев начать выступление. Изящно сгорбившись за роялем, глядя на клавиши, настроившись на сонату № 26 Бетховена, он начал диалог с инструментом. Это было удивительное «зрелище». Где-то тенью витал будто сам композитор. 
«Вариации на тему Корелли» Рахманинова предстали в другом облике. Для каждой вариации Алексей нашёл свой индивидуальный образ. Одна из вариаций была прочтена пианистом настолько зловеще, что в зале стало как-то неуютно. Алексей как исполнитель, безусловно, выигрывает на контрастах.
«Венгерская рапсодия» №12 Листа также подверглась интерпретации пианиста, но фольклор не пострадал, просто Алексей в очередной раз поразил своим образом. Невольно напрашивался вопрос: «Не хотите ли Вы, эдак через -дцать лет написать книгу, к примеру, под названием «Гардеробная образов молодого пианиста?». Концентрация силы и чувства исполнителя к концу произведения достигла апофеоза, и на мощных листовских аккордах закончилось выступление первого участника.
Следующей выступала Ольга Дмитренко, одна из самых опытных участниц этого конкурса. Фигура, достойная внимания и уважения. Сев за вышеупомянутый рояль, Ольга поразила своим спокойствием и невозмутимостью. После штормовой игры предыдущего «калейдоскопа образов», соната Моцарта нежно разлилась по залу. Несмотря на выбранную программу (которую Вы можете освежить в памяти благодаря чудесному буклету, ещё одному прекрасному атрибуту конкурса, помимо рояля), Ольга лишь на Шумане дала волю своей нежности, и каждый слушатель ощутил родственную связь души пианистки и композитора. Мягкостью было пронизано и произведение Дебюсси. Казалось, клавиши под руками Ольги расслабились и стали мягкими, отзывчивыми. P.S. От всей души благодарю за Вашего Шумана.
За время перерыва рояль успел отдохнуть и приготовиться к остальным участникам конкурса, программа которых также зашкаливала по степени виртуозности. За инструмент сел следующий участник, Зульфат Фахразиев (педагог – профессор Ф.И. Хасанова). Не хотелось бы оттягивать момента «поощрения пряником», поэтому скажу сразу: всё, что исходило от рук молодого пианиста, глубоко впечатлило меня. Я, наверное, много раз слышала прелюдию и фугу До мажор Баха в разных интерпретациях, но эта станет одной из моих любимых. Какой удивительный звук лился на протяжении всей прелюдии, а фуга поразила своей концентрированностью и текучестью. 
Комментарий в моём блокноте гласит: «Мало пишу, потому что заслушалась». Действительно, про Ваше выступление написано мало, но скажу прямо, что всё, что происходило на сцене, прошло для меня на одном дыхании.
Николай Медведев (педагог – профессор Т.А. Зеликман) поразил выбором своей программы. Да, по сравнению с другими участниками у него лишь два произведения: Соната соль минор Метнера и фортепианный цикл Равеля «Ночной Гаспар, или Гаспар из тьмы». Поподробнее остановимся на втором произведении. Цикл требует от исполнителя большой виртуозности и относится к самым технически трудным произведениям за всю историю фортепианной музыки; про «Скарбо» (3-я часть цикла) Равель говорил, что специально хотел сочинить пьесу ещё более трудную, чем «Исламей» Балакирева. Этим и объясняется количество сочинений в программе Николая. Больше всего меня поразил зловещий унисон пианиста.
Завершал конкурсный день Константин Емельянов, он же «человек-загадка в копне волос» (не в обиду будет сказано). Ваша фигура заинтриговала меня больше всех, как сейчас помню, специально пересела на другое место (при этом ударилась коленкой об стул), чтобы видеть Ваши спрятанные за «шторкой» волос эмоции. Меня тронул Ваш Рахманинов. Меня впечатлил «Лесной Царь», гулявший во время исполнения по залу и сцене. И меня впечатлила Ваша копна волос. 
В завершение хотелось бы пожелать конкурсантам, не только сегодняшним, а вообще каждому, кто выступил или ещё будет выступать: «Постарайтесь не растерять своей любви к этому прекрасному виду искусства. Да прибудет с Вами сила Рояля!»
С Уважением и благоговением перед Вашим талантом,
Зоя Кактусова (музыковед, III курс)



Человек играющий – человек думающий!

ТРЕТИЙ ДЕНЬ конкурсного прослушивания порадовал выступлениями двух замечательных пианистов, Николая Медведева и Константина Емельянова. Это совершенно разные исполнители – и по специфике образного восприятия, и по воплощению авторского замысла. 
Николай МЕДВЕДЕВ – эмоционально-восприимчивая личность. Пианист отзывается на малейшие образные градации музыкального текста, чутко их улавливает и, как посредник между композитором и слушателем, передает их своей проникновенно-чувственной игрой. Но это лишь одна из граней его пианизма, другая заключена в концептуальности мышления музыканта. Сложность одночастной формы метнеровской сонаты (соль минор ор.22), где совмещены черты сонатного allegro и всего сонатного цикла, была полностью охвачена, осознана, обдумана и, как результат, превосходно интерпретирована. 
Наиболее яркое впечатление произвело исполнение Н. Медведевым цикла Равеля «Ночной Гаспар», который требует от пианиста большой виртуозности и является одним из самых технически трудных произведений. Сам Равель говорил, что задумал написать пьесу еще более трудную, чем «Исламей» Балакирева, но получилась не просто пьеса, а серьезный цикл. В музыке, рождаемой виртуозом Н. Медведевым, царило настроение мрачных видений, ощущение присутствия враждебных сил потустороннего мира. Исполнитель точно уловил особую «атмосферность» сочинения, его образный колорит. 
«Ундина»
Сквозь дрему мне казалось,
Что тихо – словно волн шуршанье о песок,
О чем-то рядом пел печальный голосок,
И песня грустная слезами прерывалась.
Ш. Брюньо. Добрый и злой гений
Первая часть прозвучала поистине волшебно. Все удалось музыканту: и звукоподражание водной стихии – всплеску морской волны; и рождение проникновенно-лирической мелодии – голоса печальной девы, всплывающей из глубины вод. Под руками пианиста рояль звучал удивительно покорно, и очень хотелось, чтобы бесконечные мелодические волны следовали друг за другом снова и снова. 
«Виселица»
Что это шевелится возле виселицы? - Фауст.
Вторая часть цикла очень сложна для восприятия и исполнения с позиции эмоционального настроя. У Н. Медведева получилось передать царящий в пьесе дух скорби и смерти. Мрачное биение колокола (органный пункт на звуке си бемоль на протяжении всей пьесы) сообщает об ушедшей человеческой жизни, многократное повторение «безжизненных» аккордов создает впечатление покачивающегося на виселице тела. Сложность этой части заключена в идее – донести сложное образное содержание музыки, что, безусловно, удалось исполнителю.
«Скарбо»
Он заглянул под кровать, в очаг, в сундук – никого. Он не мог понять, откуда же тот появился и каким образом исчез.
Гофман. Ночные сказки. 
Завершающей точкой цикла и программы Н. Медведева стала в наивысшей степени технически сложная пьеса. Пианист пробирался сквозь разнообразные фигурации, репетиции, сложнейшую аккордовую фактуру, перекрещивание рук, трели и тремоло, чтобы достичь главной цели – создания образа удивительного фантастического мира, где есть главный герой – страшное и зловещее существо по имени Скарбо. Исполнение было насыщено непредсказуемыми переменами: то всё вдруг захвачено движением, то вдруг замирает так, будто кто-то прячется во тьме…

Константин ЕМЕЛЬЯНОВнастоящее открытие! Молодой исполнитель с высоким уровнем пианистической техники и зрелым музыкантским мышлением. Программа, состоящая из разножанровых и разностилевых произведений, была органично выстроена К. Емельяновым от первой и до последней ноты. Пианист думал над каждой мельчайшей деталью, музыкальной фигурой, фразой, не теряя при этом концептуальности и цельности музыкальных форм.
Очень стильно прозвучал Моцарт. С одной стороны, конкурсант воплотил в своей игре необходимое для классической сонаты чувство меры и гармонии. С другой – нетипичность характера этого сочинения в сфере клавирной музыки, связанную с трагическими событиями жизни композитора. 
Блеснув превосходной мелкой техникой в знаменитом ля минорном Этюде Шопена (ор.10), пианист исполнил несколько фортепианных миниатюр Рахманинова (три прелюдии и скерцо Мендельсона-Рахманинова к драме «Сон в летнюю ночь» Шекспира). И вновь «попал в точку», воплотив стиль рахманиновского звучания с его сильным душевным волнением, яростным динамизмом и лирическими красотами. Две песни Шуберта в транскрипции Листа: философски-сдержанный «Двойник» и неистовый «Лесной царь» – завершили выступление Константина Емельянова и в целом стали кодой третьему конкурсному дню. В этих произведениях исполнитель осуществил максимальный синтез собственных возможностей, как духовных, выраженных глубиной понимания музыкального произведения, так и технических. Не торопясь, осмысленно, от произведения к произведению, от образа к образу – Емельянов показал свой музыкальный интеллект и высокий уровень пианизма.
Юлия Кокорина (музыковед, выпускница V курса УГК)

Возврат к списку