Наталья Толпыго-Русина,профессор Киевская академия музыки
Антон Леонтьев. На II-м туре он раскрылся, по-моему, более интересно, чем на I-м. Если там интересными казались только отдельные фрагменты программы, то здесь, как мне показалось, ему удался гораздо больший объем музыки, и был естественным, органичным, интересным. По I-му туру даже сложно было предсказать, что он сможет осилить такую сложную программу II-го тура. Однако Антон показал сегодня свои возможности, и в том числе виртуозные. Теперь, безусловно, видно, что у него хорошая перспектива. Он очень содержателен, он очень поэтичен, он попадает в нужные состояния.
1-ая часть сонаты-фантазии Скрябина мне особенно понравилась. Он замечательно почувствовал скрябинскую ауру, объем и какую-то слоистость фактуры, ее космический уровень. В общем, я желаю ему всяческих успехов на будущее.
Илья Саламатин. Показал себя достаточно оснащенным пианистом. Но он пока скорее пианист-игральщик на рояле, чем способен как-то интересно высказаться. Мне кажется, у Ильи пока ставятся чисто спортивные задачи, т.е. сыграть текст, выглядеть ярко… У меня нет впечатления, что он ставит перед собой задачи какие-либо художественные. Ну, такая игра тоже производит впечатление на публику.
2-я часть сонаты Прокофьева была безумно медленной и статичной. Такой темп брать можно, если ты это удержишь, если ты ведешь какое-то развертывание, если это подкреплено изнутри. А Илье, по-моему, эта музыка просто пока непонятна, он в ней скучает. В целом, у него есть броскость, яркость, импульсивность, и он пианист, но лица необщим выраженьем он для меня как-то сегодня не выглядел.
Дмитрий Карпов. Если сравнивать два тура, то на I-м туре, мне кажется, он был гораздо более убедительным. Бах и Бетховен были его сферой. Там нужна логика, нужна конструкция, нужна выверенность – и там он это продемонстрировал в завидной для меня мере. Это было логично, ясно, стройно.
В сегодняшней же программе, которая вся посвящена романтике, требуется больше иррациональности, иногда большей непосредственности, непредсказуемости, изломанности, как в Скрябине, сиюминутности реакций.
Парадокс: то, что для других является часто недостатком – то есть недостаточное количество игры на сцене, недостаточная обыгранность программы, недостаточная стабильность формы – как ни странно, именно то, что у Дмитрия должно было быть достоинством (слышно, что человек много это играл и много выступает на сцене), для него это оказалось роковым. Ощущается, что у него есть некая заезженная колея. Да, она верная, хорошая, но она заезженная, и это ощущается в программе. Он попадает точно, куда он хочет, но это не открывает каких-то новых горизонтов в этой музыке. Да и палитра была, в общем, довольно однообразной. Лист, Шопен, Скрябин и Пьяццолла – должны быть разные подходы к тому, как должен звучать инструмент. Если на I-м туре Бах был один, а Бетховен другой, то здесь для меня все звучало в одной листовско-рахманиновской палитре. Лист был ближе к тому, каким должен быть, а в Скрябине Дмитрий играл порой жирновато, густовато, не хватало неуловимости звука, которая не ухватывается рацио. У Дмитрия рацио, мне кажется, царит над всем.
